Наша история из моей боиграфии. Обязательно (!) к прочтению
Те, кого стоит знать.
Сольвейг Эйвери - дочь уважаемого работника Министерства Магии, окончила Хогвартс на факультете Равенкло. С детства всё свободное время посвящает танцам (преимущественно балету и классике), чтению. Ярая перфекционистка. По окончании школы была подвержена нападению оборотня. Последующие годы провела в пределах семейных владений, часто выезжая во Францию под именем Авелин Бошар.
Стефания Меро (род. 24 мая 2004 года)- полукровная волшебница родом из Франции (мать была коренной англичанкой), окончила Шармбаттон. Мать потеряла рано, отец страдает алкоголизмом в купе с начальной стадией шизофрении. Всю жизнь мечтала посвятить себя театру, и по окончании школы, стала членом труппы любительского театра в Тулузе. Встреча с господином Эйвери в корне изменила её жизнь: предложение играть сложнейшую роль в сочетании с огромным гонораром и финансовым обеспечением всех её желаний оказалось более чем заманчивым для девушки из бедной разлаженной семьи. Ныне представляется всем именем Сольвейг Эйвери.
Вильгард Эйвери - чистокровный волшебник, работающий в Министерстве (отдел регулирования магических популяций и контроля над ними, бюро регистрации и контроля оборотней). Всю свою жизнь посвятил поддержанию трёх вещей: карьеры, богатства и репутации. К своей работе относился с бешеным фанатизмом, испытывая отвращение к оборотням, и готов был трубить об этом на каждом шагу. После опасного инцидента, приключившегося с дочерью по имени Сольвейг, немедленно выслал её во Францию, дабы избежать огласки: первым порывом было желание публично объявить о смерти наследницы, но, по чистой случайности, познакомившись во Францией с одной актрисой из любительской труппы, решил справиться с проблемой совсем иначе.
Ирида Эйвери - чистокровная волшебница, светская львица, на протяжении полугода преподавала в Хогвартсе зельеварение. Во всей этой истории сыграла весьма посредственную роль, однако, пару раз едва ли не сорвав весь спектакль. Безмерно любит свою дочь, и потому к самозванке испытывает крайне негативные чувства, однако не смеет претить воле мужа, через силу играя на публике заботливую мать.
Эрланд Эйвери - чистокровный волшебник, окончил Слизерин, младший брат Сольвейг, находится с ней в близких и очень доверительных отношениях. Именно он больше всех поддерживал её после ужасного происшествия и сперва весьма неприязненно отнёсся к идее отца с подменой. Тем не менее, прекрасно понимал все действия отца, ибо страх потери репутации также тёк по его венам.
Глава I. Сольвейг.
Ранним утром 13 апреля 2003 года в Лондоне миру явилась крошечная девочка, поздняя наследница семьи Эйвери. Её родители - Ирида и Вильгард - крайне трепетно относились ко всем тем благам, что дарит им чистота крови и, в первую очередь, к положению в обществе. Отдавая дань, выражая уважение всему обществу голубых кровей, чета не поскупилась на роскошный многолюдный приём в честь продолжения рода Эйвери, фамилия которого числилась в списке "Священные двадцать восемь".
Вильгарда, казалось, знал весь свет. Высокий, гордый, со смелым взглядом и непоколебимыми идеями, он казался идеалистом, нашедшим свой единственно верный путь - работу в Министерстве Магии, что способствовало не только лишь становлению репутации, но и укреплению положения чистокровных волшебников в обществе. Уже на протяжении многих лет он занимался контролем популяции оборотней, и жаждал дождаться того момента, когда последний оборотень будет убит, и потому каждое зарегистрированное нападение оборотня вызывало у него внутреннее ликование, ведь опасную тварь ждала расправа.
Ирида была не столь амбициозна, и о ней все говорили, как о невероятно красивой и невозмутимо спокойной женщине, в которой нерешительность удивительным образом сочетается с верностью принципам. Кроме того, многим была известна её страсть к зельям: на её туалетном столике можно было найти десяток самолично приготовленных эликсиров, используемых для совершенно разных целей. На протяжении полугода она занимала пост преподавателя Зельеварения в Хогвартсе, но лишь по причине временного отсутствия постоянного профессора.
Сольвейг была любимым сокровищем матери и поводом для гордости отца, и потому получала всё, что только могла пожелать. Она была маленькой принцессой в огромном царстве особняка Эйвери По традиции рано начала заниматься с частными преподавателями, а по желанию матери - танцами с личными преподавателями, для чего в доме были оборудованы несколько просторных зал. Пожалуй, она была образцовой дочерью - о таких девочках мечтали многие женщины.
Спустя несколько лет родился и Эрланд, и поводом для гордости у четы Эйвери стало больше. К тому же, брат с сестрой так хорошо ладили - не это ли мечта всех родителей?
В 11 лет Сольвейг получила письмо из Хогвартса, по распределению попала на Равенкло, к удивлению родителей, и ничуть не была тем огорчена.
С каждым годом она росла, расцветала всё больше, в каждой клетке юного тела сквозила весенняя нежность. Сольвейг росла красавицей, горделиво несущей древнюю фамилию, правильной девочкой-пай, но отнюдь не с безвольным характером. Следуя стальным истокам воспитания, она никогда не вступала в переговоры с родителями, выступая ангелом послушания. Но в остальном - упрямая и стремительная, безудержная перфекционистка в самом худшем своём проявлении. Быть лучшей на занятиях, проявлять доброту и отзывчивость, постоянно следить за непокорным локоном-завитушкой у виска, не появляться слишком часто в одинаковых нарядах и многое, многое другое, за чем безустанно корпела юная Эйвери. И, конечно же, добиться безукоризненных танцевальных па, терзая кровоточащие пальцы и испытывая силу воли. После окончания занятий, выполнения домашних заданий, прогулок с подругами, сытного ужина и прочитанных глав книги Сольвейг без ног падала на постель, смертельно уставшая и невероятно счастливая.
Хогвартс подарил ей и первую любовь. Юный Мальсибер с первых дней обучения стал её приятелем, а вскоре и другом. На протяжении всех лет учёбы они были близки, деля меж собой невзгоды и радости, и преданная дружба плавно переросла в любовь - чистую и невинную, но потаённую глубоко в сердце: слишком юны они были, чтобы грехом осквернить их чудесную дружбу.
По окончании Хогвартса и сдачи экзаменов Сольвейг, окрылённая блестящими результатами и предвкушением неизведанной свободы, вместе с родителями отправилась на лето во Францию. Сказка, маячащая перед её глазами в лике встреч с работами великих кутюрье, прогулок по волшебным кукольным улочкам и утренней неге за солнечными столиками утренних кафе, оборвалась, не успев начаться.
Слава Вильгарда опережала его на сотни миль, и тем же вечером было совершено покушение на его персону, но оборотень, бежавший из Лондона, совершив убийство, зацепил лишь Сольвейг.
Если бы кто-то сказал, что настоящая жизнь Сольвейг - сплошной кошмар, то он бы ошибся. Самым ужасным был тот самый вечер. Боль, кровь, слёзы матери, яростные крики Эрланда и каменное оцепенение отца - но лишь на минуту. Отказавшись от обращения к колдомедикам, Вильгард быстро отправил всю семью в семейный дом в Тулузе, поручив лечение дочери супруге, едва живой от страха за жизнь Сольвейг, а сам - отлучился едва ли не до самого утра.
А потом время в разы замедлило свой ход. Раны заживали медленно и болезненно, обещая оставить чуть ниже рёбер и сзади на шее уродливые шрамы. Отец быстро замял дело, убедившись в том, что о происшествии не узнает ни единая душа. А Ирида уже предчувствовала, что замышляет её муж. Все её уговоры и предложения регулярно варить зелья, которые спасут Сольвейг от обращения, оказались тщетны: слишком много рисков было связано с этим, да и, рано или поздно, всё тайное может выйти на поверхность. Вильгард единолично принял решение временно оставить Сольвейг в Тулузе, а после тайно доставить в лондонский особняк, а сам радостно объявил всему светскому обществу, что его дочь была приглашена на хорошую должность во Франции и намерена строить свою карьеру.
Сперва было тяжело, но ни единым взглядом Сольвейг не давала понять, как много боли и обиды причинили ей действия отца: она понимала, что это погубит его репутацию и репутацию всей семьи, ведь никто и никогда не пожелает взять в жёны волшебницу, в полнолуние превращающуюся в дикого зверя, хоть и чистокровную. Она сложила голову во благо своей семьи, и её судьба была горько оплакана Иридой, седина в волосах которой проявлялась в эти дни всё отчётливее.
Стоит отдать должное, Вильгард не отказался от дочери: не в силах усмирить в своём сердце скорбь, весь верхний этаж особняка он отстроил для Сольвейг, обеспечив её просторными комнатами, в которых было всё, чем только могла пожелать заняться подневольная. Кроме того, в порядок был приведены ранее запущенные сады, чтобы девушка могла покидать дом. Кроме того, в любое время, Сольвейг могла отправиться в сопровождении матери во Францию с подделанными документами на имя Авелин Бошар - дальнюю родственницу Ириды. В другой стране ей было лишь необходимо прикрывать шрамы одеждой и пережидать опасное время в специально оборудованной комнате, выпив заранее приготовленное матерью зелье. Проводя много времени за границей, Сольвейг, в чьих глазах, несмотря на мнимо позитивное настроение, поселились печальные блики, сжилась с именем Авелин и ощущала, как всё дальше и дальше она становится от своего рода.
Глава II. Стефания.
Параллельно с жизнью Сольвейг тянулась и другая история. 24 мая 2004 года родилась Стефания Меро в шаткой семье волшебников, которые не могли похвалиться ни чистотой рода, ни деньгами, ни безукоризненной репутацией. Жерар Меро - коренной француз, под завязку напичканный идеями о том, как совершить в жизни что-то выдающееся, стать знаменитым. Но кроме бесконечной апатии по поводу собственной никудышности и работы в обувной мастерской в нём не было ничего, в том числе и желания сделать хоть что-нибудь, чтобы изменить свою жизнь. Каждый вечер его заканчивался в обнимку с бутылкой дешёвого вина под крики молодой жены. Коко Меро (в девичестве Джейн Смит) приехала во Францию в надежде обрести красивую жизнь, построив карьеру дизайнера по пошиву мантий, легкомысленно влюбилась в мужчину, твердящего о высоких идеалах, и скоропостижно выскочила замуж, не забыв и сменить имя на, как ей показалось, более звучное. Однако все её мечты рухнули, когда Коко оказалась в положении с вдрызг пьяным мужем у ног.
Мать Стефании, конечно, была простодушной дурочкой, но она была единственной в семье, кого беспокоила судьба ребёнка. Смирившись с неудавшимся браком, иллюзией любви, расстроенными мечтами о мире моды, Коко устроилась в ателье и с утра до ночи работала, чтобы появилась возможность обеспечивать дочь - денег, приносимых Жераром, катастрофически не хватало.
Стефания была умным, нетерпеливым ребёнком, которого интересовало всё на свете. Она росла проницательной и очень чуткой; проявляла сострадание к обиженным и была готова протянуть руку помощи ближнему. С раннего детства Коко говорила с ней на двух языках - французском и английском, и потому Стефания без проблем ведёт разговор на обоих.
Когда девочка отправилась в Шармбаттон, матери стало легче, хотя пребывание в закрытом пространстве наедине с мотающим нервы мужем становилось невыносимым. Благодаря тому, что теперь всё реже и реже приходилось бывать в накалённой атмосфере родного дома, Стефания становилась всё менее отстранённой, замкнутой и мрачной, хотя любой мог заметить переменчивость её настроений. В школе она редко бывала одна: обладая задорным и дружелюбным нравом и лёгким характером, она быстро нашла друзей. Несмотря на это, общаться с ней было - одно удовольствие, все тянулись к ней, как к источнику света, и она, порой уставая, была готова дарить всю себя окружающим. Она рано начала заводить отношения с парнями, и слыла если не доступной, то хотя бы ветреной.
Учёба, признаться, не слишком занимала её, хотя некоторые предметы давались ей с невероятной лёгкостью: ей даже не приходилось прикладывать усилий, чтобы преуспеть в них. Больше всего её занимало искусство во всех его проявлениях; она была мечтательницей, настроенной на творческий лад, и отнюдь не желала корпеть над скучными научными книгами.
Когда Стефания перешла на пятый курс, Коко отошла в мир иной, не перенеся тяжёлую форму воспаления лёгких при общем истощённом физическом состоянии. В тот момент вместе с невероятной болью утраты девочка почувствовала, как порвалась пуповина, связывавшая прежде её с семьёй: с отцом они никогда не были близки, и от него она видела лишь регулярные тумаки и упрёки.
Окончив Шармбаттон, Стефания устроилась работать в официанткой в одно из кафе, где получала суммы, которых вполне хватало на жизнь вместе с отцом: природное очарование и приятная улыбка помогали ей получать неплохие чаевые. И даже несмотря на то, что жизнь в какие-то миги казалась беспросветной, девушка с удивительным упорством сохраняла лёгкое отношение ко всему, что происходило в её жизни, и верила в лучшее. Так и случилось.
Познакомившись с актёром небольшого театра, девушка решила испытать себя на сцене - в ней увидели потенциал. Уже спустя пару месяцев она стала постоянным членом труппы. Нет, речи не было о большой сцене и тысячах зрителей, но среди сотен волшебников, явившихся на спектакль, находились десятки восторженных, оценивших игру молодой актрисы, готовой буквально срастись со своей ролью, сопереживая каждой эмоции своей героини.
В один из дней, когда труппа ставила пьесу на площади, к Стефании обратился солидный мужчина, видно, англичанин, который завёл речь о крайне интересной и очень ответственной роли, об особых условиях и несказанно щедром гонораре. Опьянённая успехом, девушка бездумно согласилась на всё, чего требовал мистер Эйвери, сперва не восприняв всерьёз его идею о том, что ей необходимо будет не просто изображать другого человека, а жить её жизнью. И лишь попав в Англию, без колебаний оставив ненавистно жалкого отца, до Стефании дошла доходить суть происходящего: возникли сомнения, колебания и неуверенность в правильности своего решения. Несколько раз она порывалась уйти, сбежать, расторгнув договор со странным работодателем, но на тот момент спираль лжи уже была раскручена, останавливаться было поздно.
Стефания была должна изображать Сольвейг Эйвери, представляться её именем и вести себя так, если бы она была ей, не давая поводов для сомнения окружающих в своей подлинности. Для этого девушка несколько недель должна была изучать историю семьи, биографию Сольвейг, включая каждую мелочь, учиться этикету, исправлять торопливый говор, корпеть над колдографиями всех знакомых. Согласно тщательно продуманной истории, Сольвейг несколько лет провела в Париже, изучая культурные особенности магического мира Франции, а теперь вернулась, последовав зову Родины, чтобы вновь влиться в семью древнего рода.
Всё происходящее казалось безумием. Несмотря на действительно поразительную схожесть с Сольвейг, Стефания была более резка в движениях и тороплива в речи, не так образована и величава. Ирида - мать Сольвейг - очень резко относилась к её присутствию в их доме и наотрез отказывалась изображать, будто "французская актрисулька" - это её прекрасная Соль. Вильгард и сам сомневался в своей идее, ибо, как отцу, разительные отличия между двумя девушками ему были видны с первого мимолётного взгляда, но разумом он осознавал, что слишком долго не было его дочери перед взорами окружающих в тот самый момент, когда девушки меняются особо стремительно и порой до неузнаваемого. Так или иначе, первой репетицией явления Сольвейг свету был семейный выход в свет в магазин мантий: Ирида не посмела перечить воле мужа, а Стефания превосходно исполнила заданную роль, скорректировав и плавность жестов и едва высокомерную речь.
Стефания поддалась искушению. Змий пленил её. Сладкая роль такой значимой, такой успешной Сольвейг кружила ей голову: но более всего восторгал не тот мир роскоши, в который она попала, а то, что эта роль удавалась ей с потрясающей лёгкостью: теперь она не притворялась, она была всеми любимой мисс Эйвери, и неискушённый глаз не мог заподозрить подмены. По минутам, по дням, она сплеталась с чужой личиной, бессовестно крала чужую жизнь, по ночам терзаясь угрызениями совести и утешая себя тем, что той, другой девушке, всё равно никогда уже не выйти в свет. Так и было, пока настоящая Сольвейг оставалась для Стефании лишь безликим призраком, до мелочей прописанной ролью. До тех пор, пока они не столкнулись лицом к лицу.
Её поразила улыбчивое смирение, печальное дружелюбие невероятно живой, сильной и крайне амбициозной девушки, которая даже взаперти и за пределами родной страны находила в себе силы развиваться, совершенствоваться, безустанно направляя энергию и расходуя бесконечные дни на приведение себя к выверенному идеалу. Удивительным было и то, что девушки смогли завести своего рода дружбу, если, конечно, их отношения можно было назвать таковой. Сольвейг учила самозванку танцам, рассказывала истории из собственной жизни, давала примерять платья и мантии, и отчего-то просила обращаться к ней по лживому имени - Авелин. А Стефания всё явственнее ощущала, что выбрала неверный путь. Но вся эта история зашла уже слишком далеко, чтобы остановить ход событий.
Кто я?
Грань между Стефанией Меро и Сольвейг Эйвери стёрта. Я не знаю, где кончается жизнелюбивая личина такой искренней французской актрисы и начинается тонкая личность потомственной аристократки с идеально вышколенными манерами и гордым нравом. Где ложь, где правда - всё едино. Обращаясь к зеркалу, я не вижу задорную улыбку девчонки "из соседнего двора" - передо мной уверенная в себе, невозмутимо спокойная горделивая волшебница с пронзительным взглядом и непоколебимо ровной осанкой. Я улыбаюсь, как улыбается она: уголки губ плавно приподнимаются, взлетают тёмные брови, и в этом выражении странным образом сплетаются обезоруживающее дружелюбие и нотка высокомерия. Я стала её своевольным отражением: превосходно воспитанной, всесторонне образованной, упоительно женственной. Добавив в безупречно вышколенный идеал живости, долю задорности и щепотку спонтанности, я бесповоротно поменяла личину, на самом деле лишь исказив её за недостатком собственного таланта: мне не хватало сил затушить бесконечно пылающий огонь в своём сердце, алчный интерес ко всему, что окружает меня в этой жизни.
За столь короткое время я научилась многому. Не путаюсь в бесчётном рядке вилок на приёмах, научилась разбираться в винах - хоть сама и не пью; наизусть выучила историю семьи Эйвери и даже преодолела начальную ступень в изучении танцев. Я упряма. Я снова и снова бралась за роль, находясь на грани разоблачения, билась со своими привычками до тех пор, пока поутру я совсем забывала о том, что в этом мире я чужеземка.
